Отправлено: 07.09.08 08:49. Заголовок: Prima Materia

Prima Materia - алхимический термин, используемый для обозначения «изначального вещества», «первичной субстанции»; в Высшей Алхимии означает человека до начала процесса Познания, не-Адепта, человека, подверженного страхам, привычкам и иллюзиям.

Велика вероятность, что эта отпись так и не будет закончена.
Идея заимствована у природы, все практики - из частного опыта, характеры - у людей, которые, слава богу, теперь себя не узнают.
Почти цитата.

 Отправлено: 07.09.08 09:34. Заголовок: ...- Мой господин, в..

...- Мой господин, вы просили будить вас, в случае если...
- Он... опять?
- Да, мой господин.
Вельможа мигом оказался на ногах. Голобея, в которую он был одет, распахнулась, открывая покрытую шрамами грудь. Слуга поспешил подать ему распашное платье - ночь была невыносимо душная и пот катился градом по телу даже под самой тонкой одеждой.
Быстро, бесшумно, хозяин и слуга выскользнули из опочивальни. Их путь лежал через тускло освещенные залы, по чьим каменным стенам металось пламя светильников - но свет был слишком тусклым даже днем, и приходилось растворять настежь тяжелые окна. Солнце нагревало их камни днем, так что казалось, каждая крупица мрамора источает огонь,- а к утру на них появлялась вода, словно подтверждая легенды о слезах сотен рабов, создавших это великолепие. Зеленый мрамор из Персии, черный мрамор Магриба, желтоватый - с родины цивилизации, блаженных островов Маrе Superum... мебель из ливанского кедра, сarmelo скульптур, точно такой же, как в Храме Соломона, хвала Демиургу, еще не окончательно разрушенному войнами... Бесконечные переходы, колонны, тайные лазы, а ниже - уходящая вглубь сеть катакомб.
Худшего места для ребенка и придумать нельзя.
- ... и он?
- Он, как обычно, скатал свою постель и...
- Стража предупреждена?
- Сразу же, мой господин.
... Мужчины миновали несколько коридоров, поднялись по лестнице, спустились, вновь поднялись... охрана на постах пропускала их без вопросов, салютуя, по римскому обычаю, ударом копий и железный панцирь. В конце концов они вышли на портик второго этажа, откуда открывался прекрасный вид на ухоженный внутренний двор. Даже сейчас, ночь, внизу играли фонтаны, а от благоуханья цветов было трудно дышать.
Но владельцу крепости было не до красот природы. Подавляя крик, он метнулся вперед, не в силах оторвать глаз от детской фигурки, плывшей по перилам над всей этой красотой. Следом, по твердой земле, вытянув руки с неослабным вниманием, предвосхищая каждое движение, двигался арабский врач.
Разбудивший своего господина раб тоже был полон внимания, потому что тут же заступил ему дорогу.
- Нельзя! Вы напугаете мальчика!
- Пусти! Это МОЙ сын! Если он разобьется...- в ужасе и ярости зашипел хозяин замка, но ответом послужило лишь мягкое движение.
- Вы же помните, что сказал лекарь. Сомнабула не разобьется, покуда никто не разбудит его во время его сна.
Скрепя сердце, отец подчинился. Застывшим взглядом он наблюдал, как ребенок идет по краю пропасти; луна превращала шелк его одеяние в молоко, а светлые волосы - в нимб над головой. Может быть, и правда, Люцифер охраняет скитающихся ночами?
... Тишина, стоявшая во дворе замка, казалась невыносимой. Даже плеск фонтанов внезапно умолк, и надо ужасной картиной воцарилась молчание. Шаг за шагом, улыбаясь и хмурясь чему-то своему, дитя играло в непостижимое игры с судьбой, заставляя отца замирать при каждом его движении - и только молиться, чтобы никакой звук не нарушил этого транса. Сколько времени это заняло, он не мог бы сказать; время исчезло, оставались лишь ночь, разрывающая мозг тишина, шлепанье босых ног по мрамору, и неистовый стук собственного сердца.
В конце концов мальчик повернулся, соскочил с парапета и, свернувшись калачиком на полу, замер.
Саймон де Белем, пошатнувшись, опустился на колени, и, сложив руки, вознес молитву Творцу.

 Отправлено: 07.09.08 11:16. Заголовок: ... Наследник родилс..

... Наследник родился раньше положенного срока, в месяц Меркурия. В месяц, день и час Меркурия. Мать его была рождена под Луной, а отец - под Солнцем.
1+2=3
Меркурий.
Меркурий и Сатурн.
Когда звезды становятся так, следует учесть, что характер человека равно формируется из его основного знака и его Асцедента. Асцедентом Уильяма был Козерог, и когда отец заглянул в толкователь, волосы зашевелились на его голове.
Старик и младенец, заточенные в одно тело. Ртуть и свинец, ядовитые испарения которых формируют и отравляют душу. Меркурий накапливает яд, Сатурн пускает его в дело. Однако, в обоих этих компонентах может содержаться золото, и путь к нему заранее предначертан: закалить его тело и дух и соединить его с духом Творца, ибо, "...если кто не родится свыше, не может увидеть Царствия Божия... если кто не родился от воды и Духа, не может войти в Царствие Божие». Имя было выбрано не случайно - Воля, Желание, потому что только Волей или Желанием может быть достигнута столь высокая цель.
... И воистину, Воля сыграла не последнюю роль, воля Божия и воля человеческая. В младенчестве наследник перенес множество болезней, налетавших одна за одной, словно в намерении стереть хрупкое тело с лица земли. В то, время, когда другие дети стайками птиц носились под солнцем, Уильям де Белем прикован был к постели, то лихорадкой, то головными болями, от которых он терял сознание, то иной детской хворью. Когда же ему удавалось в редкие перерывы оставлять одр болезни, мальчик лишь щурил на свет огромные глаза с белыми ресницами, похожими на ночных мотыльков, и стремился вернуться в дом, куда более знакомый и привлекательный, чем этот яркий, полный неизведанных звуков и красок мир.
По дворцу, а затем и городу о наследнике поползли темные слухи. "Аккару" было самое обидное прозвище, которое ему довелось слышать от дворовых мальчишек, происходивших от неизвестных отцов, и тараторящих на всех языках мира. Говорили, что де Белем создал его при помощи алхимических церемоний, что он купает и питает гомункулуса кровью девственниц*, и что это едва живое дитя может одним взглядом подчинять людей своей воле.
Все это, конечно, были только слухи. Реальность выглядела иначе.
С детства Уильям постоянно задавал отцу и матери один и тот же вопрос: уверены ли они, что он их сын? Пару раз это ставило семейство в неловкие ситуации, и мальчику, в конце концов разъяснили, как и откуда он появился на свет.
Читать он выучился в три года и с тех пор любимейшим местом стала отцовская библиотека. Уходящие ввысь, рассеченные по диагонали свиткохранилища завораживали его; запах кожи и пыли, шелест разворачиваемого пергамента повергал в дрожь. Он мог запомнить любой текст со второго прочтения, по памяти воспроизводил миниатюры из рукописей и проявлял невиданный для ребенка интерес к тайному знанию. Отцовская лаборатория, в которой Саймон при свете красной лампы смешивал, растирал, растворял, калил материю, представлялась ему более священным и наполненным богом местом, чем любой храм. Казалось, какая-то внутренняя память ведет его по стопам великих мужей прошлого, и отец не единожды с содроганием наблюдал, как меняется детское лицо в поднимающихся над тиглем или жаровней испарениях.
На них же он до поры до времени списывал странную осведомленность, которую мальчик проявлял в некоторых вещах. Когда Саймону принесли весть о кончине его брата, сын лишь вскинул недоуменно ресницы, обронив только "Разве ты не знал?" - но тут же стушевался под взглядами старших. Он мог отказаться поехать верхом - и лошадь несла, мог начать требовать выселить кого-то из комнат - случался пожар; мог вмешаться в дела правления - и почти всегда его слова сбывались. Но ужаснее всего было то, что он говорил о желаниях людей, давно покинувших этот мир, так, как будто они были еще живы.
Уильям долгое время не понимал, чем отличается от детей других антиохийских рыцарей, но отличие это ощущал очень остро. Его смущали и отталкивали их шумные игры, мечтания о подвигах, о взятиях городов, службе сеньору, женщинах, охотах, балах... Ему хотелось знать, как бежит кровь по венам, каково это - быть мертвым, и почему из одних и тех же веществ глупый раб готовит вонючую жижу, а его отец - восхитительные и завораживающие вещи.
tbc

* написано специально для мессира де Шалона

 Отправлено: 09.09.08 13:19. Заголовок: ... Утро едва-едва н..

... Утро едва-едва наполнило комнату тусклым светом. Была зима - относительное понятие в Антиохии, различавшей лишь ветры и моря и ветры с пустынь, от которых не спасали ни высокие стены, на закрытые ставни. Песчинка за песчинкой просачивались в дома, оседали в белье, на одежде, в питье, еде, воздухе... Песчинка за песчинкой текли дни - город переходил к Византийцам, к арабам, теперь перешел к крестоносцам, перемалывая сотни человеческих жизней - таких же песчинок... Этому городу надо было бы торговать, сверкать под лучами солнца красными крышами, привлекая торговцев со всех концов земли; хотя они и так постоянно бродили, появляясь и исчезая, как пустынные миражи, проклиная разбои, войну, византийцев, арабок, христиан, удаленность от моря, жаркие дни, холодные ночи, солнце, ветры, песок...
... Итак, было утро и была зима. Мальчик лежал в холодной постели, дожидаясь, пока прийдут слуги и принесут очередное питье - его опять мучила лихорадка. В комнате царила та неестественная тишина, которая обычно окружает покои недужного; все говорили здесь шепотом, все поднимались на цыпочки.
Всю ночь его мучил кошмар. Не привычный, ставший уже до боли знакомым сонм видений, в которых он говорил в бреду с живыми и мертвыми, а настоящий кошмар, из которого, как змея из кожаного мешка, хочешь и не можешь вырваться.
Казалось, кто-то странный разогнал слетающиеся тени по углам и заполнил сознание долгой, нечем не нарушаемой пустотой. Иногда, словно в насмешку, она позволяла ему вынырнуть к поверхности - и тогда ребенок метался, чувствуя, как течет по спине пот, хватая за рукав рубахи арабского лекаря, неотлучно сидевшего у его постели. Но пустота снова затягивала его, не давая проснуться, беззвучно смеясь, насладившись полной беспомощностью своей жертвы.
Когда горизонт посерел, лекарь осторожно высвободил руку из слипшихся пальцев мальчика и на цыпочках вышел, чтоб приготовить ему свежее питье.
... Уильям проснулся от ставшей внезапно невыносимой тишины; она царапала его слух, побуждая зажать уши руками. Проснулся... и не мог пошевелиться. Нет, его тело слушалось,- но душа его внезапно наполнилась состоянием ужаса.
Он почувствовал, что кто-то стоит у него за спиной.
Мальчик лежал на животе, уткнувшись в подушку, полузакрытый стеганым одеялом. Но ему не нужно было поворачиваться, чтобы увидеть то, что смотрит на него - сгусток абсолютной тьмы, злобы и холода, обжегшего его покрытую потом кожу.
Тем же внутренним чувством он знал, что не обернется, а если обернется, то не увидит ничего - но это будет последнее, что он успеет сделать в жизни. Он знал, что тот, кто был у него за спиной, только и ждет, чтобы он криком или движением выдал пожирающий его ужас. Сердце колотилось в груди как безумное - и это неожиданно спасло его; сосредоточившись на этом прерывистом ритме, он смог хоть немного зацепить нить реальности, чтобы избавиться от ощущения чужой воли, проникающей в мозг.
Все внутри него кричало при этом проникновении. Он закусил губами подушку, ощущая, что некая сила пытается вытолкнуть его самого из собственного тела; в его сознании будто появился кто-то второй, беспредельно могучий, заявивший права на него целиком. Больше всего это было похоже на ощущение, когда мальчишки в глупой игре спихивают друг друга с сиденья, и тот, кто еще недавно был "царем горы", теперь из последних сил цепляется за край, стремясь удержаться.
Сердце ударяло в желудок и к голову, раздвоение становилось невыносимым; "другой" в его сознании уже не смеялся, и не пожирал его с видом победителя,- он медленно и неотвратимо пытался выбросить мальчика из его собственного тела.
Пожалуй, именно в этот момент Уилл понял, что душа и разум не слиты в одно целое; его душа изнывала от страха и готова была бежать, только бы вырваться из объятий пришельца,- и только разум еще упорствовал, осознавая, что, если поддастся, то девятилетний Уильям де Белем перестанет существовать.
Сколько длилась эта борьба, он не смог бы сказать; ему показалось, что пошли годы. И когда существо так же внезапно покинуло его, мальчик закричал.

 Отправлено: 15.09.08 11:24. Заголовок: - ... Разденься. Гол..

- ... Разденься.
Голос отца звучал глухо. Странно, но здесь все звуки казались глухими, словно стены катакомб не были сложены из каменных плит. Или это не камень, а песок, сдавленный веками песчинка к песчинке?
... Уильям не поручился бы за реальность ни одного предмета, который видел (или не видел) в этом помещении, куда они с отцом пришли после долгих блужданий по коридорам замка. Один тайный вход, потом другой... Казалось, спуску под землю не будет конца, мальчик уже стал задыхаться и тихонько подхныкивать, шагая по крутым ступеням... но скоро все понял и замолчал, насупившись. Тем более, что низкосводчтое, с затхлым воздухом подземелье навевало тоску. Факел в отцовской руке лизал потолок, уничтожая то ли мох, то ли следы паутины - судя по всему, этой дорогой пользовались нечасто.
Он снова попытался заговорить с отцом, но тот угрюмо молчал, и маленький Уилл смущенно прикусил язык. Они прошли несколько темных коридоров и остановились посреди какого-то большого помещения. Блики пламени не играли больше на стенах и от этого, казалось, тьма сгустилась вокруг путников, оплетая их тысячами щупалец. Дрожь промчалась по спине ребенка, и он едва удержал крик, когда его лодыжки коснулся поток холодный воздуха: кто-то на другом конце комнаты открыл тяжелую дверь.
Не осмеливаясь коснуться руки отца, Уильям поймал край его мантии и так стоял, глядя в темноту, которая всегда казалась ему теплой и знакомой, а теперь вдруг превратилась в чудовище.
И его ужас только усилился, когда раздались странные шаркающие звуки, и в ореоле света медленно появилось лицо, казалось, вынырнувшее из бредовых видений; старый еврей, скрюченный в узлы, как корни мандрагоры, такой же грязный и черный, с носом, казавшимся мясистым отростком, смотрел на него из-под косматых бровей.
- Мальчик... мальчик... хороший мальчик...- скрипящий, как ключ в ржавом замке, голос царапал по слуху. Хотелось отодвинуться, убежать прочь - но он не смел пошевелиться, не смел даже дохнуть, потому что чувствовал над собой отцовский взгляд. Де Белем-старший смотрел на пришельца, как будто ждал от него чего-то. Важного.
- Раздевайся,- велел он.
Ребенок сглотнул, чувствуя, как загораются щеки. Но ослушаться не посмел. Медленно он распустил шнурки на плечах туники и вышел из нее, как из кокона. Скинул сандалии.
Черные глаза в упор изучали его. Уильяму очень хотелось заслониться руками, потому что взгляд этот, казалось, прожигал его насквозь - но он только сжал кулаки, впиваясь ногтями в ладошки.
- Хороший мальчик,- шамкал между тем старик, пускаясь в длинный путь вокруг замерших мужчин - старого и молодого. Саймон тоже не двигался, словно превратившись в статиста в каком-то двоим взрослым понятным спектакле. Он держал светильник - больше ничего.
- Хороший, очень хороший мальчик,- продолжал повторять гость; внезапно его руки, горячие и тяжелые, какие-то невероятно грубые, упали на плечи Уильяма. Тот вскрикнул.
- Ну-ну, не стоит бояться меня,- зловонное дыхание окутало его шею.- Если ты будешь бояться, то страх поселится внутри и будет отгрызать от тебя по кусочку, пока совсем не сожрет. Понимаешь меня? Скажи-ка, как тебя зовут?
- У... Уильям,- с трудом вызвав звук из пересохшего горла, хрипло ответил тот. Еврей засмеялся, и от этого его руки на хрупких плечах затряслись, заходили ходуном.
- Симон-Петр назвавший своего сына Уильямом. Хорошее имя. Хорошее!* Подойди ко мне,- незнакомец с неожиданной силой схватил мальчика за руку и развернул себе, шершавой ладонью пробегая вниз по его телу. Крик уже готов был сорваться с губ ребенка, но внезапно задохнулся, поняв, что происходит что-то непонятное. Казалось, пальцы старика прошли через его кожу, преодолели плоть и теперь вращали, поглаживая, его внутренности; он ощущал их скользящими внутри груди, на легких, желудке, печени, но более всего - возле сердца. Руки эти распространяли жар, до того нестерпимый, что Уильям перестал дышать и подался назад, прочь от этого страшного человека. Но сзади неумолимой стеной стоял отец; не долго думая, он подхватил мальчика, позволяя обжигающему пламени поглотить его...

* Симон, как известно, было имя одного из первых апостолов, нареченного Иисусом и вошедшим в Евнгелие под именем Петра; с греческого Petros означает "камень". "...и на сем камне Я создам Церковь Мою и врата ада не одолеют ее. ." Одним из символов вышей алхимии и до-христианской символики, был меч, извлекаемый из камня; камень персонифицирует Prima materia, необработанную породу, а меч - материю, преображенную Волей творца. Имя Will можно перевести как Воля или Желание.
Кроме того, одним из основателей гностицизма был некий Симон (часто отождествляемый с Апостолом Петром), который пытался повторить чудеса Иисуса, но было Божьею Волею свергнут на землю и погиб.

 Отправлено: 15.09.08 14:46. Заголовок: - Посмотри на меня. ..

- Посмотри на меня.
Веки послушно разлепились. Похоже, за истекшее время странный человек приобрел над его телом большую власть, чем он сам. Он командовал - и Уильям послушно вставал и садился, выгибался под немыслимыми углами, то выскальзывая из обременяющей его плоти, как устрица из раковины, то возвращаясь в нее. В какой-то момент он вдруг отчетливо понял, что висит, колеблясь, как пар, под потолком темной комнаты, и смотрит, как где-то внизу старый маг измывается над хрупким детским телом. У него не осталось ничего своего, он потерял все признаки пола, возраста и даже сознания; он перестал быть тем Уильямом, который еще вчера, щурясь, появлялся на галерее среди древних идолов, чудом сохранившихся здесь, такой же бледный и хрупкий, как они; странное спокойствие, словно броня, одела его душу. Он знал, что, даже если сейчас этот старик вспорет ребенку горло отцовским ножом, он сам не шевельнется и не испытает ровно никаких чувств. Он не исчезнет.
- Возьми сына твоего, единственного твоего, которого ты любишь, Исаака; и пойди в землю Мориа и там принеси его во всесожжение на одной из гор, о которой Я скажу тебе,- услышал он обрывок цитаты. Мертвый язык, незнакомый язык? Возможно; сейчас ему было все равно. Он соединился с чем-то желанным, с чем-то, что наполняло его душу, пронизывая ее ощущением, что он достиг вершины земного бытия; что он дома. И когда новый приказ, словно ягненка на веревке, рванул его вниз, Уильям начал вырываться.
... и очнулся.

Еврей уже сидел перед ним и в руках его была колода старых, покрытых стершимися от времени рисунками пластин.
Сладкая улыбка выплыла на полных губах, открывая гнилые зубы и бескровные, дряблые десны старика.
- Выбери карту, amunkh-tun. На прорицателя.
Тонкая детская рука, чуть помедлив, замерла над колодой. Он чувствовал, как от приближения металла покалывает его пальцы. На прорицателя? Он, что же, не знает себя. Сидит за столом, в пыльном балахоне, подняв руку, и перед ним, на столе *...
- Вот эта.
Старик засмеялся и, перехватив пластинку, небрежно откинул ее в сторону. Чувство покалывания в кончиках пальцев усилилось, казалось, что кто-то другой водит его ладонью на столом, покрытым переливающимися картами.
- Выбери вторую, на вопрошающего.
Движение ускоряется, кажется, что в пальцы из карт бьют короткие золотые молнии. Ладонь виббрирует, как сухой лист, и Уильям чувствует, как сердце его отзывается тугой, сверлящей болью. Карты управляют его судьбой, и, как он не рвется, одна из нах тянет и тянет его на себя, несмотря на пугающий рисунок - пляшущий на переливающейся поверхности скелет**...
"Нет, только не ее!"
- Эта!
Карта падает поверх предыдущей.
- И еще одну... на погибель!
На этот раз он не колеблется. Он уже давно приметил ее: двое, стоящие под столпом - или раскидистым деревом - и третий, неуловимый, связывающий их воедино***. От вида этих фигур все внутри взрывается тоской, и пугающим, неудержимым жжеланием - вернуться, немедленно переместиться туда, где он только что был, в мир, полный завораживающей гармонии. Ребенок не знает, что такое физическое желание - но оно уже омывает его, отбрасывая дальше и дальше от земли обетованной. Он знает, чтодолжен вернуться. Знает, что ему предстоит выбор. И он готов.
Он еще только смотрит на карту, а она сама взмывает в воздух, сверкая и переливаясь, как золото.
Старик начинает смеяться.
... Он указывает все новые и новые карты, пока под громкий крик: "Битва!" - они не рассыпаются под руками, мешаясь как опадающие от засухи листья.
И снова на грубый стол ложится первая карта, а поверх нее - странник, стремящийся перешагнуть через пропасть, с верным псом, тянущим его за края плаща****...

* несколько измененное описание карты Маг.
** карта Смерть
*** карта Выбор (Возлюбленные)
**** "Нулевая карта", карта "Глупец". Имеет двоякое толкование: с одной стороны, означает глупца, не видящего пропасти и опасности под ногами, которого остерегает надежный друг - пес; с другой - человека, идущего в неизведанное, несмотря на предостережения "привычного" мира.
Не сочетается с картой Маг.